Статья Андрея Сергеевича Кончаловского «В какого бога верит русский человек», опубликованная в «Российской газете», вызывает неоднозначную реакцию.

С одной стороны, в статье поставлены глубокие, во многом сохраняющие актуальность вопросы, которые не могут не волновать всякого, кто задумывается о «путях России», о ее прошлом, настоящем и будущем. Очевидно, что автор болеет за свою страну, искренне желая, чтобы она плодотворно развивалась и достигла процветания.

С другой стороны, не менее очевидно и то, что в данном случае мы имеем дело лишь с одним из возможных взглядов на российскую историю и современность, причем таким, который имеет у нас давнюю традицию. В русской интеллектуальной истории сторонников такого взгляда именуют «западниками» (имею в виду широкое направление мысли). Рассматривая историософские вопросы, они задают определенную перспективу, которая и определяет, что является главным, а что второстепенным, какие ответы следует признавать правильными, а какие ― заведомо ложными.

Реальную историю нельзя переписать. Возможны разные ее интерпретации, но факты всегда остаются фактами. Вместе с тем, чтобы разобраться в истории и принимать верные решения в современности, необходимо, на мой взгляд, слышать разные голоса, учитывать разные ракурсы. Другими словами, стараться достигать объемного видения. Односторонний, ограниченный взгляд вряд ли поможет нам в серьезных, ответственных размышлениях о «путях России». Именно такой взгляд я вижу в указанной статье, автор которой пытается втиснуть всю историю России в прокрустово ложе своих западнических идей, искусно, но неубедительно жонглируя отдельными историческими фактами, именами, идеями и подходами, произвольно выдергивая их из общего контекста.

Безусловно, во взгляде «западников» на Россию (в том числе и тех, на которых ссылается автор ― Чаадаев, Ключевский, Чехов) есть своя правда, часто горькая. Однако некоторые черты русской жизни вызывали горечь и у представителей другого интеллектуального направления ― «славянофилов» (достаточно вспомнить А.С. Хомякова, также упоминаемого в статье). Когда мы сегодня стараемся услышать голоса тех и других, главное, на мой взгляд, не в том, что одни идеализировали старомосковский жизненный уклад, а другие ― западноевропейский путь развития. Самые важные вопросы касаются различий в представлениях об общественном идеале, об основополагающих ценностях, прежде всего религиозных и нравственных, и уже как следствие ― о путях развития и об исцелении тех общественных болезней, которые требуют уврачевания.

Автор статьи начинает с исторического рассмотрения «русской религиозной идеи», но завершает тезисом о необходимости «вывода "большого" русского народа из "добуржуазного" состояния». Критикуя то, что он считает «русской религиозной идеей», которая якобы не претерпевает существенных изменений на протяжении многих веков, он при этом молчаливо исходит из некоего собственного кредо: благо России в утверждении, хоть и запоздалом, «буржуазности», то есть городской западноевропейской культуры, главными действующими лицами которой являются безличные анонимные (sic!) индивиды. (Цитирую: «Анонимная ответственность человека перед богом есть основа современного общества».)

В этих рассуждениях поражают две логические неувязки.

Во-первых, обвинение русской православной традиции в доминировании «веры без мысли» сочетается у автора с рационально необоснованной верой в истинность и полезность для России «буржуазного» общественного идеала (как он описан в статье). Между тем полезность такого идеала совсем не очевидна. Широко известна критика «буржуазности» внутри самой западной мысли, причем совсем не только с левых, социалистических, позиций, но и с позиций, скорее, правых, в том числе религиозных. Говоря о последних, достаточно назвать самые известные имена ныне здравствующих мыслителей: канадского католического философа Чарльза Тейлора, американского еврейского мыслителя Майкла Уолцера, греческого православного философа и богослова Христоса Яннараса, ― если не упоминать многих других, среди которых есть и протестанты. А в русской религиозной интеллектуальной традиции наиболее ярким критиком «буржуазности» был Константин Леонтьев, относящийся к поздним славянофилам.

Понимание буржуазности как верности неким единственно правильным «европейским ценностям» ― это разновидность светской веры. У такой веры, конечно, есть своя рациональная аргументация, но в указанной статье она отсутствует. А потому там нет и каких-либо возражений против иных взглядов на идеологию западноевропейского буржуазного индивидуализма и либерализма.
Вторая логическая неувязка связана с утверждением автора о том, что в русской православной традиции побеждает язычество и двоеверие, а то и «троеверие».

Языческие предрассудки, действительно, всегда присутствовали и до сих пор дают о себе знать в нашей религиозной жизни ― такова уж природа религиозной психологии. Озабоченность этой проблемой была характерна для православного пастырства еще в византийскую эпоху и много позже. Выдающийся православный богослов XX века протопресвитер Александр Шмеман справедливо отмечал в своей книге «Исторический пути Православия», что «язычество ― это не только религия, хронологически предшествовавшая христианству и уничтоженная его появлением, но это некий постоянный и "естественный" полюс самой религии и в этом смысле вечная опасность для всякой религии. Христианство требует непрестанного усилия, безостановочного наполнения формы содержанием, самопроверки, "испытания духов"; язычество же и есть отрыв формы от содержания, выделение ее как самоценности и самоцели. Это возвращение к естественной религии, к вере в формулу, в обряд, в "святыню" безотносительно к их содержанию и духовному смыслу. Но тогда и сам христианский обряд и сама христианская Святыня могут легко стать предметом именно языческого поклонения, заслонить собою то, ради чего одного они и существуют: освобождающую силу Истины».

Против магического восприятия святыни ― мощей, икон, крестов и других христианских реликвий ― издревле выступали подвижники-аскеты. Преподобный Варсонофий Великий (VI век) учил: «Если вы проходите мимо мощей, сотворите поклон раз, два, три ― но этого достаточно… Перекреститесь три раза, если хотите, но не больше». С пережитками языческого отношения к христианству боролись многие наши архипастыри, например, святитель Тихон Задонский в его бытность воронежским епископом.

Однако, реагируя в связи с этой темой на указанную статью, хотел бы обратить внимание на следующее. Если христианин относится к святыне по-язычески, то это, прежде всего, измена самому христианству ― в том смысле, что личное отношение к Спасителю Иисусу Христу, воплощенному Сыну Божию, подменяется магическим отношением к некоему безличному религиозному «артефакту», пользуясь выражением автора статьи. Но при этом тот же автор предлагает нам другую идею как более правильную ― идею неких анонимных обязанностей человека, которые не связаны с его религиозной верой: «добросовестного труда, уплаты налогов…» И далее читаем весьма странное утверждение: «Личная анонимная ответственность ― краеугольный камень современного государства и общества». Получается, что вместо анонимного религиозного магизма автор предлагает анонимный секулярный магизм.

С такой «светской идеей» автора трудно согласиться не только с религиозной, но и просто с человеческой точки зрения. Человеческая личность уникальна потому, что сотворена по образу и подобию Бога. Именно христианству европейская культура обязана таким представлением о личности. На протяжении двух тысячелетий христианство ― и восточное, и западное ― побуждает человека к подвигу веры, к личному духовному усилию, вопреки всем искушениям языческого магизма. Таким всегда было православное богословие, русское в том числе.

Если общественные отношения, в которые вовлечен человек, утрачивают это личностное измерение, мы имеем дело с таким обществом, которое является механизмом ― политическим, экономическим, культурным и бытовым. Это означает отказ от того понимания человека, которое отстаивает христианство.

Православные христиане не могут согласиться с тем, что Россия как европейская христианская страна, хотя бы и «окраинная», должна следовать той версии европеизма, которую предлагает автор статьи. Автор пишет о том, что Россия смогла сделать свой вклад в общеевропейскую и мировую культуру. Но она смогла это сделать именно потому, что ее общественный идеал далек от «анонимности» и «механистичности». Важно отметить, что этот вклад был сделан уже в эпоху европейской секуляризации, но его движущими силами были особая религиозная интуиция и особый религиозный опыт.

Историю русской философской и религиозной мысли можно оценивать пессимистически, а можно, наоборот, оптимистически. Все зависит от взгляда. Пессимисты видят недомыслие, оптимисты ― напряженные, порой мучительные, размышления многих очень одаренных, творческих людей о христианстве как вселенской вере и о русском православии как ее конкретном воплощении. Пессимисты видят засилье обрядоверия и магизма, оптимисты ― свободную и содержательную дискуссию не только о России, но и о судьбах христианской цивилизации.

Автор статьи пишет: «Со времени появления христианства в Европе никогда не прекращались богословские споры. Свободная мысль тысячелетиями не боялась подвергать сомнению любые тезисы и обряды христианства. Русская же религиозная культура исключала это право и строилась только на вере». По словам автора, «наше девственное языческое сознание так и не узнало, что такое культура дискуссии», а религиозная мысль в России «не существовала до середины XIX века».

Исторические факты убедительно опровергают эти утверждения. В Средние века ситуация в Западной Европе была весьма далека от описанной автором статьи. Никакой «свободной мысли» в смысле позднейшего европейского вольнодумства в Западной Европе тогда не было ― была Священная инквизиция и ее костры. На православной Руси также были отдельные сторонники инквизиционных методов борьбы с еретиками (святитель Геннадий Новгородский, преподобный Иосиф Волоцкий), но масштаб соответствующей практики даже невозможно сравнить с западноевропейским.

И как раз в борьбе с еретическими учениями, но также и во внутриправославной полемике развивалась наша богословская мысль. За примерами далеко ходить не надо. XV век был временем особенно напряженной умственной работы и горячих дискуссий: это эпоха борьбы Церкви с ересью жидовствующих и церковно-богословского спора между «иосифлянами» и «нестяжателями». Именно в эту эпоху появляются первые оригинальные богословские труды русских авторов: догматическое сочинение преподобного Иосифа Волоцкого «Просветитель» и очерк православной аскетики преподобного Нила Сорского «Устав о скитской жизни». В публичной дискуссии ― в авторских произведениях и на церковных соборах ― обсуждались самые разные вопросы: об основополагающих догматах христианской веры, о призвании монашества и роли монастырей, о социальном служении Церкви, о соотношении светской и церковной власти и другие. Чисто церковная дискуссия приобретала широкий общественный и государственный масштаб. Для Русской Церкви она завершилась прославлением в лике святых двух идеологов этих направлений ― преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского. Это было признанием реальности и действенности для русской церковной жизни апостольского завещания: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11:19).

Если в средневековой Европе инициатором гонений на инакомыслящих выступала католическая Церковь, расправлявшаяся с ними руками светской власти, то на Руси дело обстояло прямо противоположным образом: именно государство становилось гонителем инакомыслия и инаковерия. Так произошло со старообрядчеством. Раскол XVII века не имел бы таких тяжелых последствий, если бы к преследованию староверов не подключилось государство. Церковь никого не жгла и не осуждала на казнь. Думается, если бы в споре между сторонниками старого и нового обрядов государство заняло позицию стороннего наблюдателя, исход этих споров мог бы быть принципиально иным.

Автор статьи указывает на важную особенность русской христианской интеллектуальной истории, когда пишет: «Работа Кирилла и Мефодия привела к невероятной демократизации самого христианского учения. И это замечательно. Но, с другой стороны, будучи переложенным на древнеславянский, оно прервало связь самого учения с его философским обоснованием, с культурными корнями античной европейской цивилизации».

Это не новая мысль. В XX веке ее высказывали такие выдающиеся русские религиозные мыслители, как протоиерей Георгий Флоровский и Георгий Федотов. Последний писал: «На первый взгляд как будто славянский язык Церкви, облегчая задачу христианизации народа, не дает возникнуть отчужденной от него греческой (латинской) интеллигенции. Да, но какой ценой? Ценой отрыва от классической традиции…» В ответ Флоровский напоминает, что о таком «различии между русской и "европейской" культурами говорили уже давно, говорили именно славянофилы, в частности Иван Киреевский». Диагноз самого Флоровского жесткий: «И позже всего просыпается в русской душе логическая совесть ― искренность и ответственность в познании». В то же время он смотрит на проблему под особым углом, утверждая, что «кризис русского византинизма в XVI веке был с тем вместе и выпадением русской мысли из патристического наследия» в богословии.

Флоровский рассматривал «пути русского богословия» исходя из собственного взгляда на историю ― взгляда по-своему однобокого, за что его критиковали современники. В частности, протоиерей Иоанн Мейендорф упрекал его за то, что всю российскую историю он рассматривает через призму византинизма, рассматривая Византию как некий идеал, до которого русская религиозная мысль так никогда и не доросла.

Кончаловский рассматривает историю с западнических позиций и критикует ее за то же, за что ее критиковал Флоровский, однако, в отличие от последнего, ему недостает знания фактического исторического материала. Так, например, его заявление о том, что наши предки, получив славянский перевод Евангелия, были лишены «греческого и латинского языков» и «не имели возможности познать античную философию или софистику», входит в противоречие с историческими фактами. В одном из древнейших памятников русской литературы ― «Повести о Петре, царевиче ордынском» имеется указание на то, что служба в Ростове Великом в середине XIII века в храме шла параллельно на русском и греческом языках. В сборнике кондаков XII века мы обнаруживаем греческие песнопения, данные в русской транскрипции. Из церковного языка грецизмы активно проникали в язык светский, деловой. Русь торговала с Византией и потому не была оторвана от ее культуры.

Контакты с Западной Европой также были весьма регулярными еще со времен Киевской Руси. А в XVI-XVIII веках Русская Церковь подверглась мощному западному, прежде всего латинскому влиянию. Даже духовное образование было выстроено первоначально на образцах, заимствованных из Европы. Мне довелось держать в руках диссертации студентов Московской духовной академии начала XIX века, написанные на латинском языке. Потребовались немалые усилия таких «церковных славянофилов», как святитель Филарет Московский, чтобы свернуть русское духовное образование с западнического пути и постепенно поставить его обратно на рельсы православного византинизма. Впрочем, окончательное освобождение русского богословия от «западного пленения» имело место уже в XX веке, в трудах богословов русской эмиграции, таких как упомянутые выше Флоровский и Шмеман.

XVI-XVII века и в Западной Европе и в России ― это эпоха радикальных религиозных перемен. На Западе ― Реформация. В России ― исторические потрясения, связанные с правлением Иоанна Грозного, породившего новых мучеников (митрополит Филипп Московский, преподобный Корнилий Псково-Печерский), далее ― с противостоянием иноземному, в религиозном отношении католическому, завоеванию, а позднее ― с трагедией церковного раскола. Западные и русские процессы с трудом поддаются сопоставлению, но можно с уверенностью сказать, что Россия, в отличие от Западной Европы, не пошла по «буржуазному» пути.

Безусловно, есть определенная связь между западной религиозной Реформацией, с одной стороны, и новой ролью, а также запросами «буржуазии», а лучше сказать «бюргерства», с другой. Однако вряд ли было бы правильным выводить одно из другого, как это делает автор статьи, утверждая, что «возникновение буржуазии привело в Европе к эволюции религиозного сознания» и что «возникшая буржуазия хотела сознательно осмыслить свои отношений с богом».

Религиозное сознание обладает своей собственной логикой. Заблуждаются те, кто объясняют его сторонними причинами ― а затем пытаются использовать в политических, культурных и иных внерелигиозных целях. Реформация ― религиозное и богословское событие, расколовшее западное христианство. Противостояние протестантов и католиков было очень жестким, и оно в определенной мере сохраняется до сего дня. Совершенно неверно сводить этот, теперь уже многовековой, религиозный спор к процессам «интеллектуализации религиозного сознания, через которое проходили другие христианские конфессии», как это делает автор. Мартин Лютер, рафинированный богослов-интеллектуал, делает упор именно на вере ― sola fide, а Жан Кальвин в Женеве сжигает еретиков на кострах.

Конечно, католическая Контрреформация и развитие протестантского богословия имели своим следствием усложнение западного богословского мышления и даже его расцвет, особенно в XX веке. Но, в то же время, если говорить о XX веке, то расцвета тогда достигло и православное богословие, ставшее неотъемлемой частью современной общехристианской дискуссии по самым разным, теоретическим и практическим, вопросам. Православная мысль ― как в форме строгого церковного богословия, так и в форме религиозно-философских размышлений ― была и еще будет востребована в силу тех особенностей восточно-христианской религиозной традиции, которые свидетельствуют об изначальном церковном предании, но в той или иной степени были утрачены западным христианством.

Конечно, на Руси не было университетов в классическом европейском смысле этого слова. А в университетах, созданных в послепетровскую эпоху, богословие не было представлено, так как изучалось оно в духовных академиях. Это исторический факт. Но нужно ли нам сегодня бесконечно печалиться по этому поводу? Не лучше ли подумать о том, как восполнить этот исторический пробел?
Включение православного богословия в современный российский светский университет ― дело трудное. Эта трудность связана не только с отсутствием традиции, но и с советским идеологическим наследием, а также с нынешними «антиклерикальными» тенденциями в нашем университетском и академическом сообществе. Однако практика убедительно показывает востребованность богословия в светской академической среде. Свидетельством этому является открытие все новых и новых теологических факультетов и кафедр в ведущих вузах страны.

Но давайте посмотрим на вопрос о присутствии богословия в современном университете с «западнической» точки зрения. Если в российском прошлом не было классических западных университетов, где богословие было «царицей наук» и при этом никак не препятствовало, но, наоборот, способствовало «культуре дискуссии», в том числе, «критическому осмыслению христианской веры» (как, видимо, считает автор рассматриваемой статьи), то почему бы не ввести в учебно-научное пространство современного российского университета, то есть в пространство «универсума знаний», ― рациональную христианскую составляющую, то есть богословие с его многовековой традицией?! Тем более в нынешней ситуации, когда, после десятилетий засилья атеистической идеологии, более чем актуальным является как раз тот вопрос, который задает автор статьи: «Что знает русский человек о Боге?»

Взгляд автора на религиозность российского общества в период после большевистской революции 1917 года просто неверен. В соответствии со своей общей идеей, он связывает антирелигиозные эксцессы той эпохи с «языческой "пассионарностью" русского народа», который якобы «продемонстрировал возвращение к варварской цивилизации, уничтожив непонятный и враждебный мир "другой" европейской России». И более того ― «народа, вырвавшегося из-под векового гнета… института церкви. Иначе чем можно объяснить, что большинство христианского населения огромной страны так охотно поддалось атеистической, марксистской пропаганде и начало само глумиться над религиозными храмами и святынями, уничтожать духовенство и, с леденящим кровь вдохновением, участвовать в уничтожении собратьев».

Это ошибочный взгляд. Сошлемся на специалиста ― доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Института российской истории РАН В.Б. Жиромскую, которая сообщает малоизвестные широкой публике факты, касающиеся религиозности населения Советской России в роковом 1937 году. К этому времени гонения на религию продолжались уже 20 лет: духовенство и монашество было истреблено почти поголовно, монастыри закрыты все до одного, большинство храмов разрушено и закрыто. И вот ― перепись населения, инициированная Сталиным: «80 % опрошенного населения ответили на вопрос о религии. Лишь 1 млн. человек предпочли отмолчаться, ссылаясь на то, что "ответственны только перед Богом" или что "Богу известно, верующий я или нет"… По данным переписи, в СССР верующих среди лиц в возрасте 16 лет и старше оказалось больше, чем неверующих: 55,3 млн. против 42,2 млн., или 56,7 % против 43,3 % от всех выразивших свое отношение к религии. В действительности верующих было, конечно, еще больше. Часть ответов могла быть неискренней. Кроме того, с большой долей вероятности можно предположить, что в основном не ответившие на вопрос о религии были верующими».

Радикализация религиозного вопроса в России ― «Бог есть» или «Бога нет» ― достигла своего апогея в период господства коммунистического «светского язычества». Именно большевистский атеизм довел русского человека до выбора между двумя крайностями. И именно этот антирелигиозный идеологический режим заимствовал у исторического христианства его обрядовую сторону, лишь усилив ее магические искажения и возведя их в норму.

Совсем не русский народ в целом «поддался атеистической, марксистской пропаганде и начал глумиться над религиозными храмами и святынями», как пишет автор. Этой пропаганде поддалась лишь часть русского народа, соблазненная обещаниями рая на земле, искушением безбожного материализма. Именно в данном случае мы имеем дело, используя слова автора статьи, со своеобразной победой «языческой веры в одухотворенность предмета» ― той псевдо-веры, которая всегда была и остается антиподом веры во Христа, в Божественную Личность, ставшую Человеком ради нашего спасения. Ибо для православного церковного сознания никакой священный предмет не может восприниматься как «материализация бога». (Цитирую: «Для русского православного любой связанный с верой предмет, артефакт ― крестик, ладанка, поясок ― являются священными, являются как бы материализацией бога». Замечу, что автор настойчиво, на протяжении всей статьи, пишет слово «Бог» со строчной буквы, за редкими исключениями).

В данном случае автор затрагивает изначальный и традиционный для христианского богословия вопрос о соотношении духовного и материального, чувственного и умопостигаемого. Этот «вечный вопрос» давно разрешен Церковью, но постоянно возникает вновь в светской интеллектуальной и духовной культуре. На этот вопрос по-своему пытался ответить и Лев Толстой, о котором неоднократно с сочувствием упоминает автор статьи.

В христианской религиозной мысли всегда были уклонения либо в обожествление природы, либо в спиритуализм и интеллектуализм. Лев Толстой в поздний период своего творчества являет собой пример такой рационализации христианства, которая окончательно порывает не только с церковной традицией, но и с глубинными смыслами Христова Евангелия.

Толстой искренне искал Бога, но при этом на определенном этапе противопоставил этот духовный поиск тому знанию Бога, которое накоплено в Церкви и содержится в ее памяти. Трагическая фигура Толстого должна сегодня напоминать нам не столько о каких-то «очевидных» интерпретациях Евангелия и христианства, сколько о том, что мы продолжаем жить в ситуации напряженной содержательной дискуссии о нашей вере и уповании. Эту напряженность поиска сохранял и сам «крамольный граф», в последнем своем исходе направившийся в Оптину пустынь, к старцам, к носителям великой духовной православной традиции.

Автор статьи активно ссылается на Чехова ― совсем, казалось бы, не религиозного писателя (хотя и у Чехова есть произведения, проникнутые глубочайшей религиозной интуицией). Возьмем приведенную цитату из Чехова: «Между "есть Бог" и "нет Бога" лежит громадное целое поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский человек знает какую-либо одну из этих двух крайностей, середина же между ними не интересует его, и потому он обыкновенно не знает ничего или очень мало».

Эту цитату можно рассматривать как своеобразный краткий манифест безрелигиозного, секуляризированного сознания части русской интеллигенции «чеховской эпохи». Вопрос о Боге здесь чисто интеллектуальный, в лучшем случае культурный. Личное исповедание Бога воспринимается как «крайность», а нормой считается некая середина, «культура сомнения», так что сама духовная свобода человека оказывается неотделима от сомнения.

Но далее автор статьи заостряет свои рассуждения, ссылаясь уже не на Чехова, но на интерпретацию А. Чудакова, логика которого в высшей степени специфична: есть Бог или нет ― неважно; главное ― проходить «поле» между этими утверждениями; кто не проходит это «поле» ― тот вообще не мыслит. И в завершении ― диагноз: «Настоящая религия ― в поисках бога» (опять ― со строчной буквы; значит ли то, что речь идет о поисках некоего древнего или современного «языческого» бога?).

Но существуют и совсем другие представления о духовном пути, о поисках Бога и о сомнениях, которые сопровождают этот путь и этот поиск.

«Чеховские» поиски Бога ничем не завершаются. А толстовский поиск Бога закончился на почтовой станции Астапово, где писатель умирал в полной растерянности и полном одиночестве, изолированный своими поклонниками от мира подлинной религиозности, к которому в последние дни жизни он вновь потянулся. Трагедия Толстого заключалась в том, что на своем богоискательском пути он так и не встретил живого Бога. Того Бога, Который открывается в личности Иисуса Христа ― Бога, ставшего человеком и явившего людям подлинный лик Бога. Этот лик остался для Толстого полностью заслоненным теми рассуждениями и умствованиями, которыми он попытался, не встретив Бога, подменить Его для самого себя и для своих поклонников.

Религиозный вопрос для такого типа мышления всегда остается вопросом о бесконечном интеллектуальном поиске некоей «религиозной идеи», к самой религии, по существу, не имеющей отношения. С «умственным богом» (здесь и мы употребим строчную букву), даже если его найти, не может быть никаких личных отношений. А Бог, которого человек обретает в реальном внутреннем опыте, никак не может быть «серединой» или предметом сомнения: это Тот Бог, в существовании Которого человек не сомневается, потому что ощущает Его реальное онтологическое присутствие в своей жизни.

В христианского Бога не только «умственно» веруют ― Его знают, с Ним общаются, Ему молятся, Ему задают вопросы и получают на них ответы. Господь Иисус Христос, воплощенный Бог, есть Спаситель мира и людей. Через глубоко личное духовное общение с Христом человеку открывается такое понимание мира, которое не может быть сведено ни к светскому рационализму, ни к религиозному магизму. Вся христианская аскетика ― опыт святых подвижников веры ― свидетельствует о том, что поиск Бога является главной целью христианина. Но это поиск осуществляется не через отвлеченное мышление и интеллектуальное сомнение, а прежде всего через молитвенный подвиг, следствием которого становится духовный опыт, и через добродетельную жизнь. Бога ищут не потому, что сомневаются в Его существовании, а потому, что стремятся к духовному общению с Ним.

Трактовка христианства, предложенная в статье А.С. Кончаловского, далека от церковной традиции. Внимательное чтение статьи обнаруживает, что вынесение автором в заголовок темы религиозной веры русского человека ― это лишь риторическая фигура, способ привлечь внимание к своим размышлениям о «путях России». В существо православной веры русского человека автор вникнуть не смог, поскольку его интересуют не столько религиозные вопросы, сколько секулярные проблемы нашего общественного развития. Отсюда и странные сближения «нашей цивилизации» одновременно с «исламской цивилизацией», с «африканскими государствами» и с «древним язычеством».

Беседа «Во что верили русские люди»

Цель: ознакомление детей с верованиями славян в духов.

Задачи:

- расширять представления детей о сказочных персонажах;

Пополнять словарный запас детей;

Воспитывать интерес к народным верованиям;

Учить детей различать добро и зло.

Предварительная работа: просмотр мультфильмов «Домовёнок Кузя», «Маленькая Баба-яга», «Дядюшка Ау», «Летучий корабль», «Кощей Бессмертный», «Финист – ясный сокол».

Оборудование: иллюстрации с изображениями сказочных персонажей.

Ход беседы:

Организационный момент.

Наши предки верили в разных существ, населяющих всё, что окружало человека. Одних считали добрыми, поскольку те мирно сосуществовали с людьми, помогали им и всячески оберегали. Других же относили к злым, за то, что те вредили людям и были способны на убийство.

Эти создания отличаются друг от друга внешним видом, способностями, местом проживания и образом жизни. Так одни существа внешне похожи на животных, другие на людей, а третьи не похожи ни на кого. Кто-то из них обитает в лесах и морях, другие живут непосредственно рядом с человеком, иногда даже в их домах. В сказках подробно описывается их внешний вид, образ жизни, способы как задобрить тех или иных существ или как выжить при встрече с ними.

Сегодня я хочу рассказать вам о нескольких таких существах.

Беседа.

Бабай . Да-да, тот самый Бабай, которым многих пугали. Название "бабай" обозначает - старик, дедушка. Этим словом называют нечто таинственное, нежелательное и опасное. Бабай - страшный кривобокий старик. Он бродит по улицам с палкой. Встреча с ним опасна, особенно для детей. Даже современные мамы и бабушки порой могут сказать непослушному ребёнку, что если он не будет хорошо кушать то его заберет бабайка. Ведь он ходит под окнами, как и в давние времена.

Домовой – добрый дух, хранитель дома и всего, что в нем находится. Выглядит домовой, как маленький старик (ростом 20-30 сантиметров) с большой бородой. Домовой обитает практически в каждом доме, выбирая для проживания укромные места: за печкой, под порогом, на чердаке, за сундуком, в углу, или даже в печной трубе.
Домовой всячески следит за своим домом и семьей, которая в нем живет, защищает их от злых духов и напастей. Если семья держит животных, то домовой будет присматривать и за ними, особенно добрый дух любит лошадей. Домовой очень любит чистоту и порядок в доме, а не любит, когда обитатели дома ленятся. Но гораздо сильнее дух не любит, когда жители дома начинают ссориться друг с другом или неуважительно относится к нему. Тогда рассерженный домовой начинает стучать дверьми, окнами; мешает спать по ночам, издавая страшные звуки или крики, иногда даже будит человека, больно щипая его, после чего на теле остаются большие синяки; а в крайних случаях дух способен бросаться посудой, писать нехорошие надписи на стенах и устраивать небольшие пожары. Впрочем, серьезного вреда человеку домовой не причинит, а иногда дух, обитающий в доме, проказничает и без особой на то причины.

Водяной. Водяного нельзя назвать ни злым, ни добрым - это дух, охраняющий свой водоем, который, впрочем, не против подшутить над теми, кто туда пришел. Выглядит водяной как старик с большой бородой и рыбьим хвостом вместо ног, волосы старика имеют зеленый оттенок, а глаза похожи на рыбьи. Днем водяной предпочитает оставаться на дне водоема, а с восходом луны поднимается на поверхность. По водоему дух предпочитает перемещаться верхом, в основном плавая на соме.
Дух обитает в реках, озерах, болотах. Впрочем, иногда он выходит на сушу и появляется в ближайших селениях. На водоемах для жилища водяной предпочитает выбирать наиболее глубокие места. Водяной охраняет свой водоем и не прощает тех, кто непочтительно к нему относится: провинившегося дух способен утопить или сильно покалечить. Впрочем, водяной также может и вознаграждать людей: считается, что водяной может даровать хороший улов, но также он способен оставить рыбака вообще без единой рыбки. Любит дух и попроказничать: пугает людей по ночам странными криками, может прикинуться утопленником или младенцем, а когда его втянут в лодку или вытащат на берег, он откроет свои глаза, рассмеется и плюхнется обратно в воду.
Бороться с водяным в его родной стихии практически невозможно, однако его можно отпугнуть от себя железом или медью, что в итоге лишь сильнее его разозлит. Поэтому в древности предпочитали не злить водяного, а если уж он рассердился, то духа пытались задобрить, бросая в воду хлеб. Русалки. Водяному служат русалки. По поверьям людей русалками становились утонувшие женщины и дети. Русалки обладают вечной молодостью и красотой, у них зеленые волосы и чарующие голоса. В ясные летние ночи они играют, пляшут и поют на берегах рек, качаются на ветвях деревьев, плетут венки. Летом на Русальной неделе русалки выходят из воды и водят хороводы в полях. Многие думали, что, где русалка пройдет, там хлеб лучше родится. Встреча с русалками опасна: они могут защекотать встречного до смерти или утащить его в воду.

Банник – дух, обитающий в бане. Выглядит банник как маленький тощий старик с длинной бородой. Одежды на нем нет, но все его тело облеплено листочками от веника. Несмотря на свой размер дух-старичок очень сильный, легко может свалить человека и таскать его по бане. Банник довольно жестокий дух: он любит попугать тех, кто пришел в баню, страшными криками, также может кидаться горячими камнями из печки или ошпарить кипятком. Банник не любит, когда люди тревожат его по ночам. Но если банник разозлился, то его можно задобрить: оставив ему кусок ржаного хлеба, посыпанного крупной солью. Так же, как и водяной, банник боится железа.

Кикимора – злой дух, насылающая кошмары на человека. На вид кикимора очень худая и маленькая: голова у нее с наперсток, а тело тонкое как тростинка, она не носит ни обуви, ни одежды и большую часть времени остается невидимой. Днем кикиморы спят, а по ночам начинают шалить, устраивая небольшие проказы: то стучат чем-то по ночам, то скрипеть начинают. Любимое занятие кикиморы – прясть пряжу: порой сядет ночью в углу и начинает работать, и так до утра, но толку от этой работы нет, лишь спутает нитки, да пряжу порвет. Кикиморы предпочитают жить в человеческих домах, выбирая для себя укромные места: за печкой, под порогом, на чердаке, за сундуком, в углу.

Баба-яга - сказочный русский персонаж, обитающий в дремучем лесу; ведьма. Давайте ответим на вопрос: кто такая сказочная Баба-Яга? Это старая злая ведьма, которая живет в глухом лесу в избушке на курьих ножках, летает в ступе, погоняя ее пестом и заметая след метлой. Любит полакомиться маленькими детьми и добрыми молодцами. Однако в некоторых сказках Баба-Яга вовсе не злая: она помогает добру молодцу, подарив ему что-то волшебное или указав путь к нему.

Овинник - в славянских поверьях он главный в овине и сарае. Следит за скотиной, гривы любимым лошадям расчесывает. Следит, чтобы лиса малых утят и цыплят не утащила. Добрый дух для детей.

III . Подведение итогов.

Существуют и другие духи, в которые верили русские люди. О них вы можете узнать, когда немного подрастёте. Нужно ли бояться этих духов? Все они – сказочные персонажи. Мы познакомились с ними, читая сказки. А сейчас я просто напомнила вам о них.

Цель: формирование уважительного отношения к традициям русских людей.

Задачи:

— расширять первоначальные представления о вере людей в природные, земные и неземные силы, культовых атрибутах (храм, икона, крест, священные книги);

— воспитывать познавательный интерес к культуре своего народа;

— формировать навыки практического применения информации в игровой деятельности.

Оборудование: письмо, заранее оформленная обложка и листы для самодельной детской книги «Во что верили русские люди», картина В. Васнецова «Богатырская застава», аудиозапись музыки М. Мусоргского «Богатырские ворота» из цикла «Картинки с выставки», небольшие по размеру картинки-раскраски с контурным изображением русских богатырей, цветные карандаши и фломастеры, аудиопроигрыватель.

Ход занятия

Воспитатель . Ребята, к нам пришло письмо от воспитателя из татарского детского сада. В своем письме она рассказала о том, что в их группе есть много разных книг о жизни русских людей, но нет такой, в которой рассказывается, во что верили русские люди. К кому только воспитатель ни обращалась с просьбой помочь ей найти такую книгу, в которой было бы много картинок и игр по этой теме. Ведь маленькие дети так любят рассматривать картинки и играть в разные игры! Но, к сожалению, она нигде не смогла ее найти. По ее просьбе родители детей из татарского детского сада даже ездили в Пермь, чтобы поискать ее в книжных магазинах, но такой книги нет нигде. Вдруг она узнала, что есть такие ребята, которым много рассказывали и читали о том, во что верили русские люди, что вы умеете сами делать интересные книги, поэтому она решила попросить вас сделать для детей ее группы такую книгу. Ребята, вы согласны сделать книгу для детей из татарского детского сада?

Дети . Да.

Воспитатель . А чтобы книга получилась интересной, я предлагаю сегодня на занятии вспомнить все, что вы знаете о том, во что верили русские люди. Прежде люди верили в различные неземные силы. В какие?

Дети. В домового, лешего, водяного.

Воспитатель. Ребята, а кто такой домовой?

Дети. Это добрый дух, он живет в доме.

Воспитатель . Да, русские люди верили, что в каждом доме на чердаке или за печкой живет добрый дух — домовой. Ребята, а почему наши предки считали его добрым?

Дети . Он следил за порядком, ухаживал за животными, предупреждал о пожаре.

Воспитатель . Русские люди верили в то, что если с домовым поддерживать хорошие отношения (обращаться к нему с ласковым словом, оставлять немного вкусной еды), он будет платить добром за добро (ухаживать за скотиной, помогать содержать дом в порядке, предупреждать о грозящем несчастье). Верили, что он ребятишек бережет, любит с ними играть, шалить. Русские люди всегда с уважением относились к домовому. Как ласково они его называли?

Дети. «Дедушка-суседушка», «хозяинушка-господин». Много песен, сказок, игр придумано о домовом. Предлагаю поиграть в одну из этих игр.

Игра «Аюшки»

На роль Кузи считалкой выбирается ребенок.

Дети. Кузя!

Кузя. Аюшки!

Дети. Где ты был?

Кузя. У хозяюшки.

Дети. Что принес?

Кузя. Оладушки.

Дети. Где они?

Кузя. Под лавочкой.

Дети. Вот чудак! Мы бы оладушки на стол положили да съели. Кузя!

Кузя. Аюшки!

Кузя выглядывает.

Дети. Где ты был?

Кузя. У хозяюшки.

Дети. Что принес?

Кузя. Сапоги.

Дети. Где они?

Кузя. А я на стол поставил и съел, как вы велели.

Дети смеются.

Игру можно повторить 2—3 раза, меняя слова.

Воспитатель. Ребята, о ком мы расскажем на первой страничке нашей книги?

Дети. О домовом.

Воспитатель. Что мы можем поместить здесь?

Дети . Наши рисунки и портреты домового, рассказы о нем, описание игры «Аюшки», песенку про Кузю.

Воспитатель . О ком нам можно рассказать на второй странице книги?

Дети. О лешем.

Воспитатель. Кто такой леший?

Дети . Люди думали, что он живет в лесу, что он там главный.

Воспитатель . Да, русские люди верили в то, что в лесу живет леший, что он там главный, повелевает птицами, зверями. Как русские люди относились к лешему?

Дети . Они оставляли ему на пнях угощения, благодарили за грибы, ягоды.

Воспитатель . Да, наши предки верили в то, что леший не только может «заблудить» в лесу, проказит, пугает людей, но нередко и помогает человеку, особенно если тот его чем-то уважил.

Поэтому они ему на пнях оставляли угощение, благодарили за грибы, ягоды, спрашивали разрешения их собирать. Послушайте сказку о лешем, которую придумали русские люди. Ненастной ночью в избу попросился незнакомец, озябший, вымокший. Мужик пустил его, накормил и спать уложил, а наутро, когда тот ему стал за ночлег деньги давать, не взял, отказался. Прощаясь, прохожий ему сказал: «Пусть коровы ходят в мой лес без пастуха, ни один зверь не обидит».

Как вы думаете, ребята, кто попросился ночевать к мужику?

Дети. Леший.

Воспитатель. Как леший отблагодарил мужика?

Дети . Он стал пасти коров в лесу.

Воспитатель. Как, по-вашему, леший был злой или добрый?

Дети. Добрый.

Физкультминутка «Раз — грибок, два — грибок»

По тропинке леший шел,

На полянке гриб нашел.

(Дети ходят на месте.)

Раз — грибок, два — грибок,

Вот и полный кузовок.

(Приседают.)

Леший охает — устал,

Оттого, что приседал.

Леший сладко потянулся,

(Потягиваются.)

А потом назад прогнулся,

А потом вперед нагнулся

И до пола дотянулся,

(Наклоняются.)

И налево и направо повернулся.

(Делают повороты туловища.)

Леший выполнил разминку

И уселся на тропинку.

(Садятся.)

Воспитатель . Что мы поместим на второй страничке нашей книги?

Дети. Мы можем нарисовать рисунки к сказке, портрет лешего.

Воспитатель . Ребята, в какую еще неземную силу, кроме домового и лешего, верили русские люди?

Дети . В водяного.

Воспитатель. Что можно рассказать в нашей книге о водяном?

Дети. Он был добрым духом, жил в воде.

Воспитатель. Русские люди верили в то, что если к водяному относиться по-доброму (благодарить, ласково с ним разговаривать, оставлять ему угощение), он не порвет сети, не утянет под воду. Наши предки с уважением относились к водяному; много песен, сказок, игр придумано о нем. Предлагаю поиграть в одну из них.

Русская народная игра «Водяной»

Играющие, взявшись за руки, образуют круг. Выбирается водящий — «водяной». Он закрывает глаза и садится на корточки в центр круга. Играющие идут по кругу и произносят:

Дедушка-водяной,

Что стоишь ты под водой?

Выйди хоть на час

И поймай кого из нас!

Затем произносят: «Ночь!» и приседают, а «водяной» с закрытыми глазами идет в любую сторону, стараясь кого-нибудь поймать. Поймав игрока, «водяной» пытается узнать, кого он схватил: ощупывает голову, одежду. Если он узнал пойманного, последний становится «водяным».

Воспитатель . Ребята, можем мы рассказать в нашей книге об этой игре?

Дети отвечают.

Думаю, что она всем понравится.

Кроме неземных сил славяне высоко ценили силы земные. В какие земные силы они верили?

Дети . В силу русских богатырей, которые защищали от врагов родную землю.

Воспитатель . Каких русских богатырей вы знаете?

Дети. Илью Муромца, Добрыню Никитича, Алешу Поповича.

Воспитатель . О них слагали песни, былины. Что такое былины?

Дети. Это рассказы о подвигах богатырей.

Воспитатель . Да, былины — это рассказы о битвах богатырей, о подвигах, которые они совершили, защищая родную землю. Раньше телевидения не было, как же передавались песни и былины от одних людей к другим?

Дети. Гуслярами.

Воспитатель. Да, ребята, песни и былины передавались из поколения в поколение специальными песенниками — гуслярами. Каким образом они это делали?

Дети . Они ходили пешком от одного города или села к другому.

Воспитатель . Все верно, они ходили от города к городу, от села к селу. Под звуки гуслей гусляры-песенники рассказывали людям о ратных сражениях Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича, силе и славе матушки — России, любви и верности русских людей.

Вывешивается картина В. Васнецова «Богатырская застава». Звучит! музыка М. Мусоргского «Богатырские ворота» из цикла «Картинки с | выставки».

Послушайте отрывок из былины «Русские богатыри».

Тут все богатыри, все святорусские,

Садились они на добрых коней,

И поехали раздольицем чистым полем...

А со той горы да со высокой

Усмотрел старый казак да Илья Муромец,

А то едут ведь богатыри чистым полем,

А то едут ведь на добрых конях,

И пустился он с горы высокой,

И подъехал он к богатырям ко святорусским,

Рядом с ними встал.

Ребята, предлагаю вам раскрасить картинки с изображением | богатырей и красиво разместить их на следующей странице нашей книги.

Дети раскрашивают небольшие по размеру картинки-раскраски с | контурным изображением богатырей и затем объединяют их всех на странице будущей книги в один коллаж под названием «Богатырское войско».

Ребята, послушайте пословицу о вере, которую мы тоже запишем в нашу книгу «Вера и гору с места сдвинет». Что она означает?

Дети. Вера помогает человеку.

Воспитатель . Она означает, что вера дает силу. Без веры невозможно жить. Все люди во что-то верят. А кто из вас во что верит?

Дети. В солнышко, волшебство, белочек, сказку, радость, Жар-птицу.

Воспитатель . Каждый из вас верит во что-то свое, но все, во что вы верите, можно назвать одним словом — «добро». Все, во что верили русские люди, можно тоже назвать этим словом. Они верили, что добро сильнее зла, что оно всегда побеждает. Вот это красивое слово «добро» мы напишем на последней странице нашей книги, а рядом поместим наши рисунки о том, во что мы верим. Ребята, давайте еще раз рассмотрим странички нашей книги о том, во что верили русские люди.

Воспитатель рассматривает вместе с детьми страницы книги.

Как вы думаете, понравится наша книга воспитателю и детям из татарского детского сада?

Дети. Да.

Воспитатель. Почему вы так думаете?

Дети . В книге много картинок и игр, мы придумали интересные рассказы.

Воспитатель . Я тоже думаю, что наша книга всем очень понравится.

Официальной русской религией является христианство. Религия, в которой нет ни слова о славянах. Одни евреи. В то время, как сами евреи придерживаются другой религии. Парадокс?

Что бы увидеть, почему так вышло, надо разобраться как крестили Русь. Но, только без еврейских толкований.

Патриарх Алексий II еврей; фамилия Ридигер.

Речь патриарха Алексия II в центральной синагоге Нью-Йорка перед иудейскими раввинами США 13 ноября 1991 года

“Дорогие братья, шолом вам во имя Бога любви и мира! Бога отцов наших, который явил Себя угоднику Своему Моисею в Купине неопалимой, в пламени горящего тернового куста, и сказал: “Я Бог отцов твоих, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова”. Он Сущий — Бог и Отец всех, а мы все братья, ибо мы все дети Ветхого завета его на Синае, который в Новом завете, как мы, христиане, верим, обновлен Христом. Эти два завета являются двумя ступенями одной в той же богочеловеческой религии, двумя моментами одного и того же богочеловеческого процесса. В этом процессе становления Завета Бога с человеком Израиль стал избранным народом Божиим, которому были вверены законы и пророки. И через него восприял Свое “человечество” от Пречистой Девы Марии воплотившийся Сын Божий. “Это кровное родство не прерывается и не прекращается и после Рождества Христова… И потому мы, христиане, должны чувствовать и переживать это родство как прикосновение к непостижимой тайне смотрения Божия”…
«На иконостасе нашего русского храма в Иерусалиме начертаны слова псалмопевца: “Просите мира Иерусалиму”. Это сейчас то, что нам всем нужно — и вашему, и нашему народу, всем другим народам, ибо как Бог наш един Отец, един и неделим для всех чад Его».

Какой вывод? Иудо-христиане поклоняются иудейскому богу яхве (иегове). То есть иудаизм воспитывает рабовладельцев, а христианство рабов. Одно без другого существовать не может!

Христианство — это ветвь иудаизма!

Достаточно узнать, что его сменивший Кирилл (фамилия Гундяев) мордвинн, и можно понять, с каким удовольствием он говорил то, во что сам не верит, что славяне до христианства были дикими, почти зверьми.

До христианства на Руси была Старая Вера - Православие. Наши предки были православными, т.к. Правь славили.

По ведическим писаниям существуют:
Явь - осязаемый мир,
Навь - мир Духов и Предков,
Правь - мир Богов.

В 988 г н.э. из Византии на Русь принесли христианство.
Киевский правитель, каган Владимир крестил Русь по греческому закону. Цель - заменить Старую Веру на, более близкую Владимиру, христианскую религию.

Владимир является сыном ключницы Малки, дочки раввина.
Так как по иудейской традиции национальность передаётся по матери, получается, что Русь крестил еврей.

Не все приняли христианство. И теперь на Руси существует двоеверие: древняя дохристианская вера - Православие и христианское Правоверие.

Началось гонение и исребление славян. Евреи начали разрушать славянские храмы.

Софийская летопись (под 991 годом) свидетельствует, что в Новгороде это сделал архиепископ Яким; в Ростовской области (по словам патерика Киевского) это сделал Исайя Чудотворец; в Ростове - Авраамий Ростовский; в Киеве - еврей Владимир.

В 1650-1660 гг московским патриархом Никоном, по указу Алексея Михайловича Романова, проведена реформа христианской церкви. Основная цель, которой не изменение обрядов, как принято считать, (троеперстное знамение, вместо двоеперстного и крестный ход в другую сторону), а уничтожении двоеверия. Было решено искоренить Старую Веру, т.к. староверы жили своими устоями и никакой власти не признавали, и навязать всем рабскую христианскую религию.

Факт подмены можно увидеть, заглянув, в «Слово о законе и благодати», самое доступное из древних писаний, как в электронном, так и в печатном виде. «Слово о законе и благодати» - написано примерно в 1037-1050 гг. первым русским митрополитом Илларионом. В нём термин «православие» встречается только в современном переводе, а в оригинальном тексте используется термин «правоверие».

А современный философский словарь вообще русскому слову «православие» даёт толкование иностранными словами: «православие - славянский эквивалент (лат.) ортодоксии (греч. ortodoxsia - правильное знание)».

Борьба со староверами имела побочный эффект. Реформа повлекла народные возмущения. И христианская церковь раскололась на две враждующих части. Тех, кто принял нововведения, называли никонианами, а старообрядцев - раскольниками. Таким образом, попытка Патриарха Никона заменить в богослужебных книгах «правоверие» на «православие» привела к расколу христианской церкви. Беспорядки охватили всю страну. Доходило и до вооружённых столкновений.

У евреев получилось ещё раз раздробить людей русских. Теперь на Руси есть староверы, христиане старообрядцы (раскольники) и христиане нового толка (никониане).

Не принявшие новую церковь эмигранты церковники остались старообрядцами, и до сей поры продолжают за рубежом служить в правоверной церкви, которая называется Российская Греко-Кафолическая церковь либо Российская Ортодоксальная церковь греческого обряда.

Споры о подмене понятий не утихали долго. И даже при Петре I, что бы не допустить гражданской войны, по отношению к христианской религии официально использовалось слово «правоверие». Закончились эти споры только при советской власти, когда образовалась христианская церковь под названием Русская Православная Церковь (РПЦ).

РПЦ и сейчас проводит политику подавления и подчинения себе славян. Она запрещает в молитвах упоминать исконно русские имена. Из 210 имён менее двух десятков являются русскими, остальные еврейские, греческие и латинские.